Где прячется любовь на склоне лет? Сентиментальная зарисовка. Часть 2

В полутемном зале филармонии было мало народу. В основном, такие же, как они — чистенькие старички и старушки. Две-три пары среднего возраста. Кому нужен концерт старинной музыки в преддверии веселого праздника? Только таким, как они. От нечего делать.

Сдав верхнюю одежду в гардероб, Она услышала разговор двух пожилых женщин рядом.

— Что это ты, Зина, — выговаривала одна другой — получше обуви не нашла, что ли? Ну, кто в таких ботах в театр ходит? Ты бы еще валенки надела!

— Да, ну! — добродушно отмахивалась полная женщина в шали на плечах. — Бог с ними. Удобно и удобно! Это раньше любую тряпку нацепи — и все оборачивались! А сейчас посмотрят и скажут: «Аккуратная старушка пошла».

«Аккуратная старушка, — усмехнулась Она. — Хорошее определение». Нервным движением одернула платье, поправила легкую прядку и поспешила за мужем в зал.

Концерт начался в полной тишине. Аллеманда и Бахиана произвели странное впечатление. Теплые волны скользили по их телам, нежа и баюкая одновременно. Он задремал, Ее тоже сковывал сон. Некоторые посетители даже посапывали в своих креслах.

Третьим номером были загадочные «Три песни». На сцену вышел щупленький мужчина с гитарой. Ни концертного костюма, ни галстука. Черные брюки, зеленый свитер, потрепанные туфли. Он выглядел уставшим. Вслед за ним выплыли две полные немолодые женщины в шерстяных платьях и с платками на плечах. Каждая из них тоже несла гитару.

Мужчина подошел к микрофону и негромко сказал:

— Дорогие друзья! Мы благодарны вам за то, что в эти предпраздничные дни вы нашли время и пришли на наш концерт. Поверьте, нам очень дорого ваше внимание. Мы не случайно начали нашу программу двумя классическими произведениями. Как нам кажется, они должны были подготовить вас к тому, что вы услышите сейчас. Из нашей жизни стала уходить любовь. Мы можем называть это как угодно — нестабильностью в политике, экономике, падением нравов, недостатком воспитания. На самом деле, это просто дефицит любви. И мы хотели бы еще раз спеть об этом чувстве, ибо оно — первоначало всему.

По залу прошелестел снисходительный смешок, но мужчина, не обращая внимания, прошел вглубь сцены и сел в центре. Справа и слева от него расположились женщины. Свет погас и луч сфокусировался на троице.

Женщина слева низко склонилась над микрофоном, отчего ее фигура в шали стала походить на нахохлившуюся птицу, и начала мягким, очень благозвучным голосом:

Я Вас люблю. Не надо уходить. Со мною может что-нибудь случиться. Вдруг разорвётся солнечная нить,Которая в окне моём лучится. Я Вас люблю, я Вас люблю сильней,Чем это видно Вам из Вашей дали. Зимой я выпускала снегирей,Которые до Вас не долетали. Я Вас люблю, и в комнате моей,Раскрашивая воздух синим цветом,Живут и вянут васильки полей. Я Вас люблю. И холодно мне летом.

Она напряглась, подалась вперед и в лице ее появилось что-то жалкое. Будто стала разжиматься невидимая душевная пружина, вокруг которой Она была собрана. Давно забытое, нежное забилось в каждой жилке, черты обмякли. Сейчас Она снова была «небус мутабиле», но Боже мой, каким старообразным! И старообразность эта не отталкивала, а наоборот, привлекала своей теплотой. Она нашла руку мужа и чуть сжала ее. Тот слушал заинтересованно и чуть отстраненно.

Вторым пел мужчина. Он смущенно кашлянул и начал через минуту после первой исполнительницы. Луч света остановился на нем:

В полях, под снегом и дождем,Мой милый друг,Мой бедный друг,Тебя укрыл бы я плащомОт зимних вьюг,От зимних вьюг. А если мука сужденаТебе судьбой,Тебе судьбой,Готов я скорбь твою до днаДелить с тобой,Делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол,Где ночь кругом,Где тьма кругом, —Во тьме я солнце бы нашелС тобой вдвоем,С тобой вдвоем. И если б дали мне в уделВесь шар земной,Весь шар земной,С каким бы счастьем я владелТобой одной,Тобой одной.

На Ее щеках появились две светлые влажные полоски. Муж сжал Ей руку. Лицо Его было уставшим, добрым и немного растерянным. Надо было прожить всю жизнь вместе, чтобы понять, что они все еще любят друг друга.

Так же, затаив дыхание, слушали и другие посетители. У многих на глазах были слезы.

— Ты мне никогда такого не говорил и не сказал бы, — услышала Она сдавленный шепот шатенки из соседнего ряда. — Только — подай-принеси!

— Конечно, не сказал бы, — парировал мягкий мужской голос. — Я бы это сделал, без всяких разговоров! Видишь, «с каким бы счастьем я владел тобой одной». Считай, что владею счастьем! Тобой!

— Ври больше! — вздохнула примиренно женщина.

Луч скользнул на третью исполнительницу — самую грузную, с тяжелой челюстью и взлохмаченными короткими волосами. У нее был неожиданно высокий, почти детский голос, но начала она вкрадчиво, будто рассказывая:

Отгорел фейерверк,Перестала вертеться шутиха,Блеск одежд карнавальныхОбернулся унылым тряпьём. Опустел балаган,И на рыночной площади тихойТо, что было театром,Становится нашим жильём. Засыпай, Арлекин. Поцелуй и прохлада ладоней —Это всё, чем могуОтвести от тебя непокой. Балаган — наш дворец,Наши ослики — резвые кони. Если можешь, поверьЭтой сказке и спи, дорогой!Мне не быть для тебяНи волшебной звездой, ни богиней,Я твой друг, Арлекин,Потому и доводится мнеБыть гораздо умней,Чем положено быть Коломбине,И гораздо добрей,Чем положено просто жене. Я до смерти с тобойПоделю и очаг, и подмостки,Если занавес поднят,Я буду смеяться и петь,И следить, чтоб завистникВ твой грим не подсыпал извёстки,И любить тебя так,Как никто не сумеет посметь.

Зал молчал, потрясенный. Счастье не любит шума. Затем, вначале тихо, а потом все уверенней, раздались аплодисменты.

Щупленький мужчина вновь вышел к центральному микрофону.

— Дорогие друзья! Я думаю, вы поняли, почему наша концертная программа называется «Волшебство». Если в ваших сердцах будет после сегодняшнего вечера тепло, если вы посмотрите друг на друга с любовью и не отнимите этого чувства у себя потом, то значит мы работали не зря. Мы искренне желаем вам счастья.

Он сухо поклонился, и вся троица скрылась за кулисами. Концерт был окончен.

Люди расходились тихо, торопливо. Словно боялись, что зимние звезды позавидуют теплу в их душах и выветрят его прежде, чем они дойдут до дома.

Они шли тоже быстро и молча, крепко держась за руки. От величавого дефиле не осталось и следа. Наоборот, сейчас их фигуры, с наклоненным вперед корпусом и вобранными в плечи головами, смотрелись нелепо. Но впервые за много лет им было хорошо от того, что они рядом.

— Ну, как концерт? — позвонила на следующее утро дочь. — Понравился?

— Да, доча, — ответила Она и смущенно поглядела на разворошенную постель. — Очень понравился.

— Мам, мы приедем к вам завтра — поздравить. В два часа, как обычно.

— А чего ждать до завтра? — Приезжайте сейчас. А завтра приедете еще.

— А папа? Он как?

— Папа обеими руками за! Ты — за? — Она посмотрела на мужа. Тот уписывал уже пятый бутерброд и с удовольствием прихлебывал из большой чашки кофе с молоком.

— Конечно! — промычал Он с набитым ртом. — Как раз пойдем погулять с внучатами, пока вы стряпать будете!

Она положила трубку и улыбнулась. У Нее была удивительная манера улыбаться — не размыкая губ, и от этого улыбка казалась трогательной и такой славной.

— Слушай, а ты похожа на Джельсомину, вот сейчас, когда улыбаешься так. Я тебе говорил это?

Она кивнула. Старый фильм «Дорога» с Джульеттой Мазиной в главной роли они смотрели в пору медового месяца.

— Да. Ты говорил, что я так же улыбаюсь, как Джельсомина.

— Надо же! Вспомнилось… Просто удивительно!

Она продолжала улыбаться, а за окном тихо летел снег. Очень тихо, словно боялся спугнуть Ее улыбку.

P. S. В новелле использованы стихи Любови Якушевой, Роберта Бернса и Надежды Сосновской.